Andrew, 52 - 15 апреля 2012 11:50

Периодически наблюдаю, как эпатирует сетевых феминисток Татьяна Воеводина, прелюбопытный типаж капиталиста-сталиниста. Она - выходец из номенклатурной семьи, а в этой среде, что сталинизм, что антифеминизм — редкость. Со слов Воеводиной, на нее повлиял жизненный опыт, в т.ч. опыт управления людьми, теперь она советует и своему классу и своему полу проявить больше ответственности перед обществом. Но прежде, чем Воеводина начала активно сыпать собратьям соль на хвост, у нее была публикация в ЖЖ на избитую тему «женского характера» России и русских.
Я думаю, разумные люди понимают, что данное поэтическое сравнение, которое неосторожно поддержали Розанов и Бердяев, не может быть использовано для обобщенных выводов о чертах национального характера. Этак всех можно посчитать — и сентиментальных немцев, и чадолюбивых итальянцев, и ветреных французов. Будь у росса «бабий» характер, не появился бы такой яркий национальный феномен как казачество, презиравший любое «бабство» в принципе. Русские столь «конформны», что смогли воссоздать свое государство из небытия Смутного времени, они за 150 лет дошли до Тихого океана и за 200 лет завоевали степи от Саратова до Северного Кавказа, от Урала до Дуная. Русские столь «внушаемы», что их не могли никакими аргументами убедить, что креститься надо тремя пальцами и образовался религиозный раскол на ровном месте.
И никто не ждал какого-то экзистенциального "мужа", который всё организует и объяснит, как жить. Часть донских казаков («некрасовцы») и часть запорожцев, вообще, плюнули и в Турцию свалили, когда государство попыталось их «организовать», а в Сибири казаки творили, вообще, все, что хотели, вплоть до войны с Китаем на Амуре. Из той же оперы самочинный захват казаками Азова, поход Разина в Персию, разорение запорожцами Крымских и Малоазиатских берегов. Петр да самой смерти не мог забыть ужаса стрелецких бунтов. Пугачев самым наглым образом выдал себя за Императора, отстраненного от престола женой-злодейкой и этого хватило, чтобы на его сторону встали тысячи, и Москва тряслась от ужаса. Кстати, анти-русский характер «бироновщины» мягко говоря, преувеличен. В те времена Миних активно боролся против дискриминации русских и величал их лучшей нацией Европы. Остерман и Кантемир боролись вместе с русским дорянством против попытки Долгоруких превратить Россию в гнилую аристократическую республику, типа загибающейся Речи Посполитой, но подчеркивали, что судьба русских в их собственных руках, и не иностранцам ее решать. Густава Бирона (брата фаворита Анны Иоановны) солдаты Измайловского полка так любили, что готовы были сражаться при его аресте. Эти эпизоды показывают, что лучшие из иностранцев образовывали с русскими симбиоз без всякого снисхождения.
На самом деле иные негативные черты женской природы присущи не русским как таковым, а интеллектуальной обслуге власти, тому самому «креативному классу», что Ленин назвал проституткой и говном нации (уж, извините, Бердяев с Розановым). Этому же классу свойственно и низкопоклонство перед Западом, которое он транслировал на позднесоветское общество. Слово Воеводиной.
«Мои личные сознательные воспоминания начинаются с середины 70-х, со зрелого, так сказать, Застоя. Говорят, в ту пору общество, в частности , молодежь, утратило идеалы. Ничего подобного! Идеал был ясен и крепок: Запад. Тогда редкие люди ездили за границу, но почему-то верили: ТАМ гораздо лучше, там всё сделано правильно и по уму. Такая была, выражаясь языком той эпохи, "чёткая идейная позиция". В житейско-практическом преломлении она выглядела как мечта как можно меньше присутствовать "в этой стране". Помнится в начале 80-х годов мне довелось недолго потрудиться в Минвнешторге. Там я обогатилась таким речевым оборотом. "Х. уехал в длительную командировку в Италию". - "А сколько он ЖДАЛ?" Находясь в "этой стране", можно было только ЖДАТЬ, ждать истинной жизни, которая начинается только ТАМ.
В те поры похвалой удачливому карьеристу, произносимой со смесью зависти и восхищения, было: "Из заграниц не вылазит". Реального, так сказать, эмпирического, Запада никто в то время толком не знал, за микроскопическим исключением, но тем беззаветнее была всенародная любовь. Это и понятно: обожать сподручнее далёкое и неведомое - вроде как рыцарь прекрасную даму. Кстати, в той давней распре славянофилов и западников знатоками Запада были скорее славянофилы, чем западники. Интеллигенция обожала западные книги, фильмы, журналы - всем этим полагалось восхищаться. Это была своеобразная интеллигентская корпоративная норма - восторг перед Западом. И не моги усомниться: заклюют. Свои же и заклюют. Всё, что можно было прочесть плохого или просто не феерически прекрасного о Западе, - всё это решительно отвергалось как мерзкая в своём убожестве совковая агитка, придуманная большевиками, чтобы спрятать от народа земной рай - Запад. ... Такая была атмосфера. Мы все этим дышали. И покойный Гайдар, мой сверстник, дышал. И старшие товарищи Горбачёв с Ельциным... Что любили, то и насаждали. … Ах, зачем, зачем мы подарили Западу Восточную Германию? Полноте, да разве жалко чего-то для любимого существа? "Коль любить - так без рассудка" - это ведь про нас сказано.»
Про кого это «нас»? Про ту голову, с которой загнила рыба? Про столичную номенклатурную интеллигенцию, пропогандонов, с ментальностью валютной проститутки? Слава Богу, хоть Воеводину отрезвило наше горькое бытие, а иные из «креативщиков», так и остались по сю пору на уровне «Интердевочки».